Onyrico Artimitia Парфюмерная вода

Artimitia — не про пресловутую независимость, не про непобедимую силу духа; она — про ярость, которая рождает искусство, и которая проживает себя через него. Подобный сюжет мы встречали в Paloma y Raices Homoelegans, посвященный Фриде Кало, — и делал его, как и Artimitia, парфюмер Маурицио Черицца.
Подобно туберозному Paloma y Raices, последняя работа Чериццы — финальная точка искусства, его результат, момент, когда бэкграунд (даже такой внушительный, как у Джентилески) отходит на второй план. Это пронзительный, пропитанный горячим солнцем свежий белоцветочный букет, сладковато-зеленый, с сахаристо-имбирными искрами и теплой пыльцой жасмина. Он рассеивается на коже неплотной, но осязаемой дымкой — такой, какая обволакивает ветки чампаки в дни влажной жары — и дальше, до самого конца, лениво переливается то цедрово-померанцевыми, то суховато-имбирными, то трескучими карамельными и кремово-ванильными тонами. Завязка, кульминация, финал.
Главная сложность (и интерес) в работе с ароматами, вдохновленными искусством других областей — способность арт-директора заглянуть глубже, разобраться в том, почему художник сделал так, а не этак; что его работа значит для культуры вообще, что им двигало, отделить контекст от визуального — и интерпретировать именно эту часть, показать в запахе именно ее. Большинство концентрируется на поверхностном восприятии, но Эмилия Киниго из Onyrico — не из тех. И поэтому Artimitia получилась такой, какой получилась: сложной, собранной и очень красивой.

В нём прекрасно все: и посвящение (Артемизии Джентилески, главной художнице итальянского барокко), и суть — свежий белоцветочный букет в имбирном инее, воздушный, трогательный, совершенно невесомый. Делал Маурицио Черицца — отец многих бестселлеров итальянской ниши, а также молодых и дерзких Maitre Céramiste и Paloma y Raíces.